«Нет агрессии, боли, жалости к врагу — для меня это работа»: азовец о своем пути в IT и войне изнутри

Жизнь переменчива — в любой момент все может развернуться на 180 градусов. Сегодня ты парикмахер и панк-рокер, завтра — воин. Потом решаешь сменить грязный окоп и автомат на ноутбук и офисное кресло, но на пороге новой жизни начинается война. Еще более кровавая и ожесточенная, чем ты знал.

Это история Руслана Романова — военного и начинающего айтишника. 24 февраля, за два дня до выхода на работу в SoftServe он узнал о полномасштабном вторжении. Подошел к окну, впервые за долгое время закурил, уперся руками в бока и выдохнул в пустоту: «Трясця його матері!». А на следующий день он был уже в Киевской области — боролся против оккупанта.

Но вернемся назад — с чего все начиналось…

В оккупации жизни не будет

До 2014 года я был панк-рокером по стилю жизни, а по образованию – парикмахер-стилист. Свою первую группу создал, не имея музыкального образования, в 16 лет, вторую — в 17. Мы выступали на просторах нашего Донбасса, один раз были в Харькове. Кстати, я с Луганщины, небольшого города Краснодон — он оккупирован с начала войны, с 2014 года.

В подростковом возрасте в мои руки попал учебник с тремя буквами на обложке — УПА. В школе преподавали не очень интересно, но именно эта книга для меня изменила все. Я понял, что у нас есть своя история, своя армия, своя культура, многое свое — уникальное, этническое. Начал более подробно интересоваться историей Украины, разбираться в ней. Конечно, это отразилось на моей политической позиции — я видел негативное влияние «северного соседа» на нашу страну.

В 2012 году переехал в город Марии — Мариуполь, а в 2013 году оттуда поехал на Майдан. В 2014 году папа забрал меня обратно в Краснодон, а я тогда не знал, что началась война. Я думал, что это какая-нибудь реконструкция.

Когда вернулся в родной город, мне через пару дней позвонил знакомый пограничник, сказал: «Русик, здесь тебя ждут — они знают, что ты приехал с Майдана. Лучше беги, тут уже другая власть».

С начала я этого не понял, а потом, когда несколько дней походил по улице, смекнул, что к чему. В какую жопу я заехал. К власти привели людей с другими идеалами. Местные очень быстро переобулись, потому что им дали денег, пистоли, автоматы, посадили на машину, которую до того отжали у кого-то. Меня в городе хорошо знали, потому что я был один из 3-4 человек в неформальном движении и с очень яркой внешностью. Люди, которые были на Майдане, подвергались репрессиям, и кто-то «доброжелательный» меня сдал.

Я был в шоке. Одновременно это дало мне понимание, что там не будет жизни. Вообще никакой. А мне конкретно так точно будет кирдык. Оставался в оккупированном Краснодоне четыре месяца. За это время побывал в подвалах. Мой украинский паспорт те новороссияне порвали (к счастью, я смог его быстро восстановить по старым связям). На допросы никто не водил, но после того, как я уехал, через неделю ко мне пришли мои сверстники и хотели меня забирать «на яму». Я очень вовремя сбежал.

Это был очень глубокий тыл, мне пришлось найти условную семью, чтобы с ней уехать. Чтобы меня не забрали, переоделся у карикатурного гея. Убегал через рашку — Белгород, — в Харьков. Оттуда в Киев, потом в Каменец-Подольский. Там я прожил до зимы 2014 года.

Как-то разговаривал со своими знакомыми из фанатского движения «Мариуполь ультрас», они мне сказали: «Наши уже воюют с русней, ты с нами?». Я не был уверен, сказал: «С вами. Но куда мне идти? Я не воевал, ничего не знаю». Они ответили, что здесь сейчас почти все такие. Но все свои, всему научат. Так открылся путь в добровольческий батальон «Азов».

Почему «Азов»?

Еще до начала Майдана я считал себя человеком не патриотического воспитания, а националистического. Это не следствие воспитания в семье, а скорее самовоспитания. Ибо человек не рождается с любвью к стране и желанием ее оберегать.

В чем разница между патриотом и националистом? Ведь и те, и другие уважают и ценят свою страну. Но быть патриотом можно и в Канаде – кричать «Слава Украине!» и все такое. А националист — первый человек, который берет в руки оружие и становится на защиту страны, несмотря на то, знает он что-то о военном деле или не знает. Если не знает, то учится. Это понимание приобретается со временем, иногда — с кровью. Мое осознание пришло только после ранения. За 6,5 лет, что я провоевал в целом, только после серьезного ранения я понял, что такое националист.

«Азов» — реформация лучших обычаев казачества и УПА.

Это новая структура, этнически являющаяся теми людьми, кто продолжает наше общее дело, начиная со времен казачества. У нас одна старая идея: Украина для украинцев – соборная и независимая. Это для нас самое важное, уже потом остальные все. Это не значит, что мы против всех, кто не украинцы – нет. Мы живем, вы живите, но не мешайте нам жить. В 2014 году этот вопрос стал остро — тогда и появился «Азов», сейчас ситуация еще хуже. Нас хотят полностью уничтожить.

Сегодня вся страна видит, на что способен Азов. Но наше братство (иначе назвать его нельзя) формировалось очень сложно. Сначала были ячейки — они назывались ”Патриот Украины”. Люди, которые имели отношение к этим ячейкам, сейчас тоже пошли воевать.

В «Азове» абсолютно уникальная атмосфера и настроение — чтобы понять это, нужно побыть у нас, этим проникнуться, пожить в этом. Она заряжает бешеной мотивацией. Например, волонтер из Львова пробыл два дня с моими пацанами, а теперь что? Правильно, он сражается вместе с нами. Хотя парень не имел отношения к «Азову» или какому-либо движению до начала полномасштабной войны. Новым людям мы говорим, что у нас большая семья. Если ты все делаешь за семью – семья за тебя.

Благотворительному проекту «Support Azov» сейчас нужны волонтеры, которые будут помогать с обеспечением «Азова». Чтобы стать частью команды, пишите Руслану Романову в Telegram, Facebook или LinkedIn.

Подписал контракт с Нацгвардией, затем с морской пехотой

В «Азове» я пробыл год и 6 месяцев, стал артиллеристом. Затем решил перевестись в войска Нацгвардии, 3018 часть — именно она базировалась в Гостомеле Киевской области в феврале. Там я прослужил год и 7 месяцев, только после всего мог освободиться (контракт был подписан до конца «особого положения», а это положение могло сохраняться бесконечно).

После этого я пошел в ряды ВСУ — подписал контракт на три года с 503-м батальоном морской пехоты в Мариуполе и сменил профессию. Мне было интересно, какая у нас официальная армия и, если сравнивать с добровольческими батальонами, какой у нее уровень. Что такое морская пехота Вооруженных сил Украины.

У меня был исключительно спортивный интерес — выдержу или нет. Три года выдержал. Сейчас понимаю, что ВСУ мне дало интересное воспитание, а вся война дала реальное видение вещей вокруг без розовых очков. Все стало гораздо проще.

Первая встреча с врагом

Я хорошо помню первую встречу с врагом лицом к лицу. Нет, он не бросался на меня с ножом, пытаясь убить, и вообще делал вид, что он не враг. Это было лето 2015 года, была кампания в Донецкой области, мы — на линии столкновения, где постоянные обстрелы. Тут мы видим — по полю идет чувак с великом, в очках, шортиках, тапочках.

Мы его забрали оттуда (нас где-то 7–8 человек, вооруженных до зубов), сняли очки — он такой худенький, с красными глазами и даже не дрожит. Ему пофиг. Мужчина накачан препаратами, затирает нам, что приехал посерфить. Я ему говорю: «Слушай, а ты не перепутал материки? Что-то я не помню, чтобы на Азовском море были такие волны». Его обыскивают, а у него в шортиках небольшая, как спичечный коробок, карта местности, маленький карандашик — он все отмечает.

Сейчас у меня уже нет той агрессии, боли, жалости к врагу – для меня это работа. Есть враг, и моя задача – его ликвидировать. Все. Русня что-то рассказывает, будто мы — бездушные палачи, но это не так — пытать они любят. Мы выше этого, потому что нам врага нужно просто обезвредить. Полная ликвидация. Моя бы воля – я бы и в плен не брал. Я понимаю, что это очень важно, потому что пленных можно менять на наших ребят, но иногда кацапам в плену у нас лучше, чем жить там. Я в нескольких разговорах это слышал.

«Софт скилы» военного

Что касается обстрелов, то это отдельная тема: для гражданского человека прилет ракеты — самое страшное. Испытывают ли военные страх? Да, постоянно — и в первые, и сейчас. Но организм человека очень интересная вещь. Я чувствую, что у нас есть два измерения, две половинки одного целого: животное – инстинкты, и человеческое – это интеллект и эмпатия. Когда идет бой, все твое человеческое рассыпается, потому что оно достаточно хрупко в тех реалиях и условиях. Остается только животное, зверское. Ты живешь на уровне инстинкта. У меня как у защитника нашей родной Украины, которую я очень люблю, есть только одна цель: работать максимально эффективно, чтобы не погибнуть и чтобы не погибли побратимы.

После боя, когда вы уже отработали или уехали, только тогда до тебя доходит тот лютый кошмар, который происходил.

Срабатывает защита организма, иначе можно сойти с ума, особенно когда первые раз сталкиваешься. У меня есть такая фраза, я ее начал давно использовать: надо правильно сойти с ума, чтобы полностью не поехать по крышей. Ты должен подкорректировать себя как эквалайзер — настроить его под отдельный стиль музыки, жанр, чтобы она доставляла тебе удовольствие. Это то же самое. Ты должен спуститься с небес в подземелье, это прожить, понять, смириться с тем, что ты можешь каждую минуту погибнуть. Тогда тебе гораздо легче жить и работать.

Я все свое время взросления как мужчины провел на войне, поэтому я в чем-то жесткий человек: если дело касается работы, это должно быть выполнено. Эти свойства переносятся на гражданскую жизнь. Во-первых, остается привычка говорить прямо, четко, коротко и ясно, что нужно человеку делать, если он начинает тормозить. Это очень сильно влияет на отношения с людьми – не в лучшем смысле. С этим реально проблема.

Люди начинают что-то рассуждать перед ответом, а ты привык, что времени мало — начинаешь «расчехлять» человека, действовать очень уверенно, быстро, четко. Ты же гонористый казак. Потом – планирование и расстановка приоритетов: когда человек начинает «вилять», типа, давайте поговорим, перенесем на завтра, пойдем на кофе, я говорю: «Нет, давайте сейчас все решим — либо так, либо никак».

Решил пойти в IT

В 2021 году контракт закончился, и я решил вернуться в гражданскую жизнь. Я понимал, что вся эта ситуация в Донбассе будет иметь какое-то логическое завершение — это только вопрос времени. Когда война становится на паузу, начинаются внутренние конфликты или война перерастает во что-то большее, чем бои на отдельных территориях, идет масштабизация в гигантских цифрах — оружия и людей, привлеченных ко всему этому.

Но в тот момент кампания никуда не продвигалась, а мне нужно было заниматься своим здоровьем. Я переехал во Львов — мне нравится называть его Город Льва. Люблю его, оно супер. Я поработал некоторое время разнорабочим и понял, что это не мое — нужно что-то интересное. И тут где-то в интернете я увидел, что под руководством Норвегии наших атошников учат на тестировщиков программного обеспечения. Мне стало интересно, смогу ли я этим заниматься. Мышцами я наработался, пора работать мозгом.

Кроме того, я понимал, что мне необходима реабилитация и социализация, потому что мозг военного работает не так, как у гражданского. А с помощью интеллектуальной работы в команде я мог бы вывести себя из этих состояний, из депрессии. Потому я решил пойти в IT. Кроме того, это прибыль, постоянное развитие, и мне очень нравилась перспектива сидеть в тепле за ноутом после нескольких лет «радостей» жизни на улице. Учился три месяца. Первое время было очень сложно, но потом разобрался и мне понравилось. 26 февраля я уже должен был идти работать в SoftServe.

Но 24 февраля в пять утра меня подняли, сказали, что у нас война. Я начал на это злиться, но понимал, что уйду на фронт. Я дал себе обещание, что когда начнется полномасштабная война, то вернусь в свою семью, в «Азов». Встану в защиту своей страны.

Продолжение о реалиях полномасштабной войны, тяжелом ранении и видении будущего страны читайте вскоре на Highload…